Плутовка - Страница 29

— Глупости, Генри, — прошептал он. — Только дурак не смог бы полюбить тебя.

Она не моргая смотрела на него. Ее губы вдруг стали сухими, и она провела по ним языком. Она попыталась несколько разрядить возникшее между ними напряжение; ей хотелось, чтобы слова прозвучали шутливо, но это ей не удалось и неровным, дрожащим голосом она произнесла:

— Тогда в Корнуолле много, очень много дураков, потому что никто никогда не взглянул на меня дважды.

Он наклонился еще ближе:

— Провинциальные идиоты.

От удивления она разомкнула губы. Данфорд потерял способность мыслить трезво, забыл о приличиях и правилах хорошего тона. Он вдруг ощутил желание, чрезвычайно сильное желание поцеловать ее. И как это он раньше не замечал, что у нее такие розовые губы? И разве когда-нибудь раньше ему приходилось видеть, чтобы губы так трепетно подрагивали? Неужели и у них тот же сводящий с ума едва ощутимый аромат лимонов, повсюду сопровождавший ее? Он не просто хотел узнать это. Он жаждал этого.

При легком прикосновении к ее губам будто электрический разряд пробежал по его телу. Слегка подняв голову, он посмотрел на нее. В глубине ее огромных глаз он увидел удивление и желание. Он чувствовал, что она хочет спросить его о чем-то, но не может найти слов.

— О Боже, Генри, — прошептал он, — кто же мог подумать?

Когда он вновь опустил голову, она наконец сделала то, о чем могла только мечтать, — коснулась рукой его волос. Они были необыкновенно мягкие, и Генри не смогла убрать руку даже тогда, когда его губы несколько раз нежно коснулись ее лица и она почувствовала, как сладкая волна разлилась по всему телу. Он осыпал поцелуями ее лицо, подбородок и шею. Генри продолжала гладить его волосы.

— Они такие мягкие, — несколько осипшим голосом произнесла она, — почти как у Рафуса.

Он рассмеялся:

— О Генри. Впервые в жизни меня сравнили с кроликом. Ну что, теперь ты почувствовала, что желанна?

Генри, внезапно оробев, лишь кивнула головой.

— А что, кролик тоже целовал тебя? — поддразнил он.

Она покачала головой.

— Нет, ты — единственный.

Из груди Данфорда вырвался стон и, наклонившись, он вновь припал к ее губам. До этой минуты он несколько сдерживал себя, но теперь, когда напряжение спало и ему стало необыкновенно легко, он принялся ласкать ее. Господи, она была такой сладкой, он страстно жаждал большего. Неровный вздох, и его рука, скользнув под жакет, коснулась ее груди. Она была намного полнее, чем он мог предположить, и такая нежная. Через тонкую ткань рубашки он ощущал пылающее тело Генри, слышал биение ее сердца и чувствовал, как от его прикосновения затвердели соски. Громкий стон вырвался из его груди. Он потерял голову. Генри почти задохнулась от нового ощущения. Еще никто никогда не трогал ее грудь. Она и сама никогда не дотрагивалась до нее, если не брать в расчет те случаи, когда принимала ванну. Ей было… необычайно приятно, но вместе с тем она понимала, что Данфорд не должен так себя вести. Ее охватила паника.

— Нет, — закричала она, вырываясь из его объятий. — Я не могу.

Охрипшим голосом Данфорд произнес ее имя. В ответ Генри лишь покачала головой не в состоянии вымолвить ни слова и поднялась с кровати. Она все еще не могла отдышаться, в горле стоял ком. Нет, нельзя допустить этого, даже если все в ней жаждало, чтобы его губы вновь ласкали ее. Поцелуям еще можно найти оправдание. Когда он так трепетно целовал ее, она чувствовала себя умиротворенно, чувствовала, что в этот момент любима и желанна. Ей даже удалось убедить себя в том, что это не грех, и ничего непоправимого не произошло, и она лишь убедилась, что на самом деле не безразлична ему…

Генри взглянула на него. Данфорд поднялся с кровати, глубоко дыша. Она не понимала, что заставило его так поступить. Ни один мужчина никогда не обнимал ее. Все еще пребывая в смятении, она снова взглянула на него. Его лицо казалось измученным.

— Данфорд? — нерешительно позвала она.

— Этого больше не повторится, — резко отозвался он.

У Генри что-то оборвалось внутри, и она вдруг поняла, как страстно ей хочется, чтобы это повторилось снова. Только… только знать бы, что он по-настоящему влюблен в нее, именно это сомнение и заставило ее оттолкнуть его от себя.

— Все… все хорошо, — тихо произнесла она, сама удивляясь тому, что успокаивает его.

— Нет, все плохо, — начал Данфорд, собираясь сказать, что вел себя недостойно, но в эту минуту он так ненавидел себя, что звук собственного голоса был ему противен.

Генри судорожно сглотнула, приняв его грубость на свой счет. В конце концов все прояснилось. Она не нравилась, да и не могла нравиться ему. Неженственная, косноязычная, непривлекательная — словом, дурнушка. Неудивительно, что он пришел в ужас от собственного поступка. Если бы в округе нашлась подходящая женщина, он не обратил бы на Генри никакого внимания. Нет, спохватилась Генри, это не так. Они все равно останутся друзьями, не мог же Данфорд все это время притворяться. Но, к сожалению, он никогда не поцелует ее снова. А сейчас единственным ее желанием было сдержаться и не заплакать, пока она не окажется в своей комнате.

Глава 8

Ужинали они в тишине. Данфорд сделал ей комплимент по поводу нового желтого платья, но дальше этого разговор не пошел. Закончив десерт, он собрался было удалиться в свою комнату, прихватив бутылку виски, но передумал. Генри была необычайно грустна в тот вечер, и он решил, что должен сломать стену отчуждения, возникшую между ними. Отложив салфетку в сторону, он прокашлялся и сказал:

— Сейчас я не отказался бы от бокала портвейна. Поскольку здесь нет дам, с которыми тебе следовало бы удалиться, я буду очень рад, если ты согласишься составить мне компанию.